— Ливей, у нас новость. Я была с хозяйкой дома, когда Луис сбежала. Поскольку Тайра спустилась вместе со мной, то именно она и подняла тревогу. Тебя сейчас проверять не будут, поскольку только что помогали тебе загружать твою машину цветами. Но потом, если что, просто знай о событиях.

— Спасибо, Рита, — церемонно ответил Ливей.

А Луис вздохнула с облегчением: за Риту она всё-таки переживала.

Будто поняв, что теперь можно и высунуться, дракончик вылез из курточки и осмотрелся, вздрагивая плоской головкой — принюхиваясь. Наконец Прести скользнул с плеча хозяйки и устроился на переднем сиденье с виртом. Поглядел на водителя и словно удивлённо присвистнул.

— Да, мой маленький дракон. Это я, — ласково сказал зверушке Ливей. — Луис, у тебя есть место, где будешь прятаться? Ты его уже приготовила?

— Нет у меня такого места. Всё как-то спонтанно получается, — задумчиво сказала Луис. — Я бы вообще, может, и ещё осталась у Тайры, до окончания работы над альбомом, если бы Горан не приставал. Даже не столько приставал, сколько домогался. Куратору на него не пожалуешься — слишком значительная фигура в концерне.

— А семья?

— Родители думают, что я по контракту теперь рабыня. И хотели бы что-то сделать, но разве это возможно — бороться с концерном? Правда, им поступает большая доля за меня. Но они, как и я, понимают, что это деньги за молчание.

— Не понимаю, почему концерн не взялся за тебя в качестве отличной певицы. У тебя есть всё: прекрасный голос, способность к творчеству. Почему Тайра?

— Тайра не просто собственность концерна. Она родная собственность. То есть дочь одного из совладельцев. Ты же представляешь, как это происходит в богатых семьях? Любимая папина-мамина дочка хочет на сцену? Иди, дочка, выступай! Голоса нет? Найдём ту, которая будет петь за тебя, — отрешённо сказала Луис. — И не просто найдём, но и купим. С потрохами. Только иди, дочка, и красуйся на сцене, которую ты так желаешь… Так Тайра попала на сцену — с моим голосом. Она ведь из очень богатой семьи. Только очень жадная. Родительских денег ей мало. Но слабая. Она быстро устала от фарса, а концерн теперь требует полной отдачи. Деньги-то вон как идут. Поэтому… Стоит ей только выйти замуж за Горана — она наплюёт на всё и пошлёт всех. С нею-то контракт заключают только на год. Могут потом, типа, пригласить и меня же. Причём очень просто: пустят слух, что Тайра хочет уйти на покой и ищет себе замену — свою имита. Меня заставят прийти на конкурс и возьмут. Потому что голос настоящий и мне, попавшейся на бессрочном контракте, платить будут мало.

— Разве на выступления всего лишь имита ходить будут? — удивился Ливей.

— Будут. Сначала мало. Из любопытства. Потом фанаты опомнятся и вспомнят, что меня выбрала сама Тайра. Да и Тайра в первое время отсидеться не сможет. Постоянно будет со мной на сцене — типа, вводить в курс дела и представлять, как свою преемницу.

— Ты хорошо знаешь эту кухню.

— Тайра не первая и не последняя, желающая прославиться на сцене. Всегда найдутся родители, готовые на всё ради своего ребёнка.

— Луис, у тебя есть вирт?

— Давно не пользовалась, но есть.

— Запиши на всякий случай мой номер. Если даже тебя найдут, его присутствию в твоём вирте никто не удивится. Все знают, как мы дружим.

Луис выудила из сумки вирт, с трудом включила его и, заметив, что питания остаётся совсем немного, быстро записала номер Ливея.

— Ливей, а кто такой Орочи?

— Хозяин цветочного магазина. И мой дальний родственник. Он поможет тебе спрятаться. — Ливей покосился на Луис и улыбнулся.

А она, озадаченная, сразу почему-то представила, что прятать её будут где-нибудь в цветочных горшках. Они ведь бывают вон какие громадные — вспомнить только те, что стоят в зимнем саду. Чуть не засмеялась вслух, успела прикрыть улыбку ладошкой и губы прижать пальцами, чтобы растянувшаяся кожа не лопнула на зажившем и не болела. А Ливей между тем чуть повернул голову, но сказал, не оборачиваясь:

— Да и подлечить бы тебя. А то что это…

— Губа заживёт быстро, да и щека затянется… Разве что царапина теперь больше будет, — неуверенно сказала девушка. — Ну и ладно. Я привыкла. Лишь бы кровь не шла и больно бы не было. А что? Орочи — не только владелец цветочного магазина, но и медик?

— Нет. Во-первых, Орочи — большой любитель голоса Тайры. Во-вторых, ты у него не останешься. Он уже созвонился с кем нужно. Тебя по цепочке передадут в безопасное место, чтобы даже я не знал, куда именно. На всякий случай. А там будем думать, что делать дальше. Но среди тех, у кого ты будешь прятаться, есть и медики. Луис, если тебе не сложно, расскажи, что произошло? Почему тебя ударил Горан?

Девушка подняла брови, но покорилась и рассказала.

— Думаю, его разозлило, что я постоянно говорила ему наперекор. А я смолчать не смогла. Надоело, точней. Тайру приходится терпеть. Теперь его.

— А ведь он высказал правду, — задумчиво сказал Ливей. — Именно это привлекало его к тебе: строптивость и загнанность, обречённость. То, что ты не сдаёшься, но ничего изменить не можешь. А кто такой Дэниел? Может, он сможет помочь тебе? Если так и если ты того хочешь, то мы можем переправить тебя к нему.

Засомневавшись: «Не слишком ли я болтлива?», девушка некоторое время сидела молча. Ещё большее сомнение охватило её, едва она вспомнила о беременности. Одно дело — прятать человека, другое — двух, одну с младенцем на руках. Долго ли смогут помогать ей эти люди? Сказать ли им о том, что её в себе страшит? Поэтому она, в свою очередь, осторожно спросила:

— Ливей, а почему ты… вы мне помогаете?

— Талантливых людей на свете мало. Наше, цветоводов, искусство постоянно напоминает нам, что талант, как всякая красота, — это очень хрупко. Ты — настоящий талант, без всяких условий и уступок. Почему бы не помочь тебе и не сохранить твой голос для будущего? Мало ли что произойдёт у Тайры. А вдруг ты зачахнешь? У тебя есть талант. У нас — возможность его сохранить. Не хочу спрашивать, почему ты спросила, почему мы помогаем тебе. Возможно, в твоей жизни есть ещё тайны, но поверь: мы правда хотим помочь человеку с таким голосом, как у тебя.

— Ливей, однажды я попала в аварию. У меня плохо с психикой. Со мной происходит что-то страшное. Что именно — я потом не помню, но вокруг меня умирают люди. Дэниел… Он умирал. Я вызвала ему помощь и сбежала, потому что побоялась: останусь — он точно умрёт. Я… Я даже не хочу, чтобы он мне помогал.

— По твоей ауре не скажешь, что у тебя проблемы с психикой, — пробормотал Ливей.

Девушка похолодела. Она не поняла сразу, что именно сказал Ливей о проблемах с психикой, а услышала только то, что сейчас больше всего страшило её. Аура. Значит ли это, что садовник уже считал с неё, что она?.. Но тогда… Если он везёт её, зная, что она беременна… Огромная благодарность к Ливею прихлынула горячей волной к глазам.

— Луис, приготовься. Мы выезжаем на проспект — и тебе придётся на ходу перебежать в тёмно-красную машину. Поднимаю сиденье.

Девушка немедленно натянула козырёк кепки на нос и сжала ремень сумки.

— Ливей, спасибо большое. А мы… ещё увидимся?

— Увидимся, певица Луис! Пробка — перебирайся!

Распахнув дверцу, девушка, пригибаясь, помчалась между поневоле остановившимися машинами — к тёмно-красной, которая отличалась от других тем, что задняя дверца была приоткрыта. Юркнув на место, Луис закрыла дверцу — и вовремя: ряды машин зашевелились и медленно, почти без разгона пошли вперёд.

Сидящий за рулём молодой черноволосый человек, с короткой стрижкой и весёлыми узкими глазами, мельком глянул в зеркальце на заднее сиденье.

— Я думал, Ливей, говоря о пассажире, имел в виду мужчину. Потом я подумал, что ко мне бежит мальчишка. А теперь… — И он негромко рассмеялся.

— Вы тоже читаете ауры? — не удержалась Луис.

— Нет, хотя умею. Просто вы сели так женственно!

Девушка вспомнила, как она плюхнулась на сиденье, — и фыркнула. Положив ладони на верх сиденья, рядом с водительским, и опершись на них подбородком, некоторое время она рассеянно смотрела на окружавшие их машины, идущие вровень. А потом вспомнила и спросила: